Треблинка II

 музей, Вторая мировая война, концентрационный лагерь, братская могила

Треблинка II (лагерь смерти)

В лагере № 2 жили заключённые, использовавшиеся на различных работах в обоих лагерях. Существовали следующие категории рабочих-заключённых:

Занятые переноской на склады одежды новоприбывших.
Занятые сортировкой багажа и погрузкой награбленного имущества в вагоны, отправляемые в Германию.
Занятые сортировкой, подсчетом и упаковкой денег и драгоценностей.
Квалифицированные рабочие, как, например, портные, сапожники, плотники, каменщики, слесари и т. п., работавшие в мастерских.
Парикмахеры.
«Дантисты».
Рабочие, перетаскивавшие трупы из камер в печи.

Рабочие первых пяти категорий были строго изолированы от всех остальных, для того, чтобы заключённые, не работающие непосредственно при камерах, не знали, как происходит умерщвление людей. Рабочих седьмой категории сменяли каждые несколько дней. Рабочие первых шести категорий считались якобы «постоянными», но в действительности жизнь каждого из «постоянных» рабочих зависела от настроения палачей, а те всегда жаждали человеческой крови. Смерть грозила за малейшую провинность. За то, что у рабочего нашли кусок хлеба, выпеченного не в лагерной пекарне; за то, что недостаточно старательно спорол с одежды убитых евреев жёлтые нашивки (чтобы не осталось следа); за то, что утаил в кармане пять грошей или обручальное кольцо, последнюю память о жене.

Виды казни были разнообразны. Обречённого запарывали насмерть кнутами, либо вешали за ноги, затравливали собаками, что было любимой забавой унтерштурмфюрера Франца. Расстрел считался самой лёгкой смертью.

В холодных, завшивленных бараках зимой 1942—1943 года вспыхнула эпидемия тифа. Было в лагере № 2 заведение, которое называлось «кранкен-штубе» (больничный барак). Рабочий с температурой 40° обращался к врачу из заключённых, тот отсылал его на несколько дней в «кранкен-штубе». Тогда появлялся унтершарфюрер Метте, специальностью и страстью которого была «сортировка» больных.

Метте быстро ориентировался в каждой болезни и считал, что самое лучшее лечение больной получит в «лазарете» лагеря № 1. И действительно, там пуля быстро обрывала нить страданий. В последние недели врачам из заключённых удалось с неимоверным трудом и риском раздобыть ампулы для впрыскивания усыпляющего вещества, и каждому больному, относительно которого врачи не сомневались, что Метте отправит его в «лазарет», перед смертью делали такой укол.

Текучесть состава рабочих-заключенных ярче всего иллюстрируется тем фактом, что за 11 месяцев моего пребывания в Треблинке, где постоянно работало 700 человек, через лагерь № 2 прошло на смерть около 20 тысяч «постоянных» рабочих.

ПАЛАЧИ

У начальника лагеря гауптштурмфюрера Штёнгеля, бывшего венского лавочника, была страсть к драгоценностям, которые он полными чемоданами вывозил к себе домой. Он мог целыми часами стоять на высокой насыпи, над могильными рвами, засунув руки в карман, и наблюдать, как сжигают трупы женщин и детей. На груди его красовался железный крест — за особые заслуги перед «фатерляндом». Он никогда сам не выполнял «чёрной» работы, ибо в его распоряжении было довольно подчинённых. Но он никак не мог досыта наглядеться на прибивавшие десятки тысяч новых жертв и потому не пропускал ни одного транспорта. В те дни, когда новых составов не было, Штёнгель впадал в меланхолию.

Грозою лагеря был заместитель начальника унтерштурмфюрер Курт Франц — высокий, плечистый мужчина, бывший повар, уроженец Тюрингии. Он был любителем бокса и, чтобы не выйти «из формы», ежедневно перед завтраком выбирал себе из числа рабочих-заключенных «партнёра» для тренинга. Намеченная жертва должна была стоять неподвижно, чтобы «маэстро» мог как следует нацелиться. После первых же ударов в лицо «партнёр», обливаясь кровью, падал без сознания на землю. Если Франц оставался недоволен тренингом, жертва отправлялась в «лазарет».

Франц любил прогуливаться по площади вместе со своим псом Бэри – огромным зверем, таким же свирепым, как его хозяин. Франц демонстрировал на нем достижения немецкой дрессировки. Пёс бросался на намеченную жертву и одним рывком выдирал кусок мяса. Франц деловито проверял, сделан ли укус точно там, где было приказано, и, если пёс ошибался, «опыт» начинался сызнова. Большинство больных в лагере состояло именно из жертв Бэри.

После рабочего дня всегда оказывалось несколько «преступников», которые получали от 25 до 100 ударов кнутом; эту операцию всегда производил сам Франц. Он и тут проявлял истинно немецкую изощрённость.

Дежурный комендант гауптшарфюрер Киха Кютпер, по профессии жандарм, был олицетворением прусской солдатчины. Мрачный, исполненный служебного рвения, он окружал себя шпиками. Его излюбленной страстью было выискивать «преступников». Ему позарез нужно было дослужиться до чина Франца; и он из кожи лез, чтобы превзойти в зверствах своего начальника. Целый день носился он по площади с нагайкой в руках, не давая спуску никому. Вынюхивал, у кого спрятаны «недозволенные продукты», и во время страшнейшего голода в лагере убивал рабочих, у которых находил кусок хлеба сверх нормы.

Его заместитель унтершарфюрер Эмиль Метте по целым дням ходил между рабочими и заглядывал им в глаза: болен или здоров? Каждый раз, когда ему предстояло выехать в отпуск, он высчитывал, сколько дней продлится его отсутствие, и перед отъездом в виде меры предосторожности, «против эпидемий» отправлял несколько десятков человек в «лазарет» — на смерть.

Второй заместитель коменданта, Сепп Гитрайдер, по профессии сапожник, рьяный эсэсовец, имел свои «чёрные дни», когда он ходил по площади в глубокой меланхолии и никому не отвечал ни слова. Он считался незаменимым при истязании голых женщин и уничтожении грудных детей. Гитлер наградил его орденом. Кроме того в лагере было ещё 36 палачей унтершарфюреров.