Крест в память о Нине Николаевне Зуевой

 крест, кенотаф, достопримечательность

"Светлая память Нине Николаевне Зуевой 1960-1990.
Погибшей за Смородинку.
vk.com/wall9772278_2642?w=wall9772278_2642
"Антон Лустберг:
Ель, моя ель…
Что есть память? Лишь то что делаем мы сами. За суетой дней и лет уже почти забыли… 30 лет назад трагически погибла Нина Зуева. С тех пор среди тех, кого называют «гражданским обществом», погибли многие. Она была первой. Первой среди «зелёных».

В Леноблгорштаб инспекции по охране природы она пришла с бедой: на уникальной природной территории, в долине реки Смородинки, запланировано строительство садоводства. И буквально сразу влюбила всех, кто там работал, в красоту и волшебство этого района. И рассказывать, и показывать красоту леса она умела уникально. К тому же и логически свою позицию она умела выстраивать выстраивала безукоризненно.
Помню её - с рюкзаком за плечами, прокладывающую дорогу по сугробам для очередной инспекторской проверки, которая должна подтвердить, что лес – это лес, а не заросшие кустарником поля, и в зимовьях, среди туристов, договаривающейся о сборе подписей, о написании коллективных писем, и в других делах и беседах…
Ей удалось собрать команду единомышленников. Помогать ей – воспринималось как честь. Да и защищала она не просто «ещё один красивый кусок леса», а планирующийся планируемый заказник, на территории которого нагло, не обращая внимания на десятки нарушений, планировалось строительство, грозящее полностью уничтожить уникальный ландшафт.
Так, между «зелёными» и Приозерской администрацией разгорелась борьба не на шутку.
Помню её, приезжающую из леса, чтобы после дежурства (она ушла в сторожа, чтоб больше времени было на спасение Смородинки) ехать по инстанциям с письмами или готовить очередную пачку запросов.

Ей удалось невероятное (другого такого случая я не знаю): незаконное садоводство (карты лесоустройства были неверны, а то и подделаны),
находившееся в стадии активного строительства, было закрыто и выведено за пределы планирующейся планируемой охраняемой природной территории.
И лишь благодаря Нине эти планы не стали реальностью. А Лес уже почти залечил раны, нанесенные строительством.

А дальше… Дальше она занялась остальными вырубками в этом районе: «…ведь если вместо столетних елей на карте обозначен мелкий ольшаник, то чиновнику легко можно отвести там землю под садоводство. И если такое случилось здесь, то и в других местах кто-то рубит так же не то…»

Тогда ещё планировались и Национальный парк на Карельском перешейке, и заказник от Агалатово до Новожилово – и все эти леса она старалась спасти, не дать вырубить.
Помню её, с двумя сумками: в одной переписка с чиновниками, в другой – пирожки, приходящую то в

Дом Природы, то в штаб на Чернышевской. Для нас, 18 – 20-ти летних, она была не только «боевым товарищем», но и заботливой «мамой»: дарила тёплые вещи полухиппи-полустудентам, составлявшим к тому времени значительную часть инспекции, учила ходить по лесу, жить в нём и понимать его…

Помню, как она помогала готовить полигон под первую питерскую ролевую игру: «…там, где будут хиппи и игры, не будет матрасников, короедов, вырубленного и загаженного леса…» Она в это верила. Мы тогда – тоже.
Ей так и осталось навсегда 30.
Это произошло 30 лет назад, но я помню эти события, как будто они случились вчера.

Вечером Нина выехала в рейд – проверить информацию о незаконной вырубке, а назад уже не вернулась. На обратном пути, на станции «67 км.» её задержала милиция и обвинила в поджогах по смехотворному поводу: за наличие зимой в лесу примуса и бензина.
Помню несколько лихорадочных дней:

Володя Гущин, Ваня Блоков, многие другие искали её. Не было и мысли, что она заблудилась в лесу, который знала, как свои пять пальцев. Но никто не ожидал, что в то время она уже висела в петле в камере Приозерского КПЗ.
Позже нам рассказывали о якобы самоубийстве, но из знающих ее друзей никто в это не верил. Не такой она было человек.

Потом были похороны, на которых собрались десятки людей, не верящих в то, что Нины уже нет… Были нелепые отписки прокуратуры и милиции, неспособных даже договориться между собой, на чём Нина якобы «повесилась»… Была обстрелянная машина следователя из Москвы… Были статьи в газетах и телепередачи…

Были внезапные и скоропостижные смерти ответственных за «не ту» карту лесоустройства, которые могли бы что-то пояснить про её происхождение…
Скандал вокруг смерти Нины разгорелся и сошел на «нет».

И сейчас через 30 лет впору спросить: что же осталось?
Есть поклонный крест в долине Смородинки на том месте, где Нина любила стоять и любоваться лесом. Есть памятная табличка среди леса. Есть вырубки, подбирающиеся всё ближе к планируемому заказнику. Есть клятвенное обещание областного правительства этот заказник организовать, которому уже никто не верит.
Нет Нины. Нет уже 30 лет…
Друзья, все, кто знал – помянем Нину-«Атаманшу» Зуеву.
Как сегодня помянут её и многие из тех, кто благодаря её усилиям ещё может приезжать на Смородинку и видеть там лес, а не скопище садоводческих домиков с вкраплениями вилл ближе к чистым озёрам."