Дом для служащих Октябрьской железной дороги (Санкт-Петербург)

Комментарии

• 
  КАВ (гость)

  Лиля Ивановна Вершинина (Кораблева) родилась 25 декабря 1938 года в Ленинграде и проживала на 2-й Советской улице, в ведомственном доме Октябрьской железной дороги. Отец Кораблев Иван Захарович 1906 года рождения работал на железной дороге, награжден медалью «За оборону Ленинграда». Мать Кораблева Александра Алексеевна 1906 года рождения и трое детей: старшая сестра Тамара родилась 9 июля 1937 года, Лиля 1938 года рождения и младшая сестра Вера (ей в начале войны было 1,5 месяца). Детство в кольце блокады. Все 900 дней и ночей наша семья прожила в блокадном Ленинграде. Отец мой – железнодорожник, работал на Октябрьской железной дороге, готовил поезда к отправке на фронт и в тыл. Мама не работала, у неё на руках было трое маленьких детей. На начало войны старшей моей сестре было 3 года и 11 месяцев, мне – 2,5 года, а младшей сестре Вере всего 1,5 месяца. Некоторые сейчас говорят: ну что могут помнить такие маленькие дети о блокаде? Да, мы не совершали героических поступков, мы все 900 дней росли и развивались, несмотря на все невзгоды: голод, холод, бомбежки, переживания. Мы впитывали в себя все, что видели и слышали, а другого в нашей памяти не было. Жили мы на 2-й Советской улице в ведомственном доме, принадлежащем железной дороге, на седьмом этаже ( лифта тогда не было). Жильцов становилось все меньше и меньше, многие эвакуировались вместе с детьми. Опустел наш двор. Когда по радио объявляли «Воздушная тревога!», нам надо было спускаться в бомбоубежище, а потом опять подниматься на 7-й этаж, но сил и здоровья у мамы уже не хватало. Отцу предложили переселиться в другой подъезд, в комнату на первом этаже. Я помню: в комнате было очень холодно, стояла буржуйка, спали мы в одежде. У мамы пропало молоко, и Верочку нечем было кормить. Она умерла от голода в августе 1942 года (ей был всего 1 год и 3 месяца). Для нас это было первое тяжелое испытание. Я помню: мама лежала на кровати, у неё «распухли» ноги, а тельце Верочки лежало на табуретке, на глазки мама положила ей пятаки( пятикопеечные монеты). Я держала ее ножки, а сестра стояла у изголовья и говорила: «Вера, Вера – открой глаза и снимала пятаки, и так все повторяла «Вера, Вера открой глаза». Наконец, пришел отец и принес гробик, куда мы ее положили, а нам объяснил, что он разговаривал со священником на Волковом кладбище, спрашивал, где можно похоронить такого маленького ребенка. На что священник ему ответил: «такие дети – это ангелы», их надо хоронить около церкви, выбирайте любое свободное место. Отец на руках, через весь Лиговский проспект (транспорта не было) отнес гробик с Верочкой и похоронил ее около церкви на Волковом кладбище. Вечная ей память! Мы регулярно посещаем кладбище, ухаживаем за могилкой, а последние годы даже стали появляться на могиле цветы, возложенные незнакомыми людьми. Потом со мной произошла одна история: я потеряла маму. Мы с мамой пошли в магазин «Две ступеньки вверх» (так раньше назывался магазин на Невском проспекте). Там было столько народу, что ребенка могли просто раздавить. Мама мне сказала: «Стой у двери на улице и жди меня. Я куплю продукты и мы с тобой пойдем домой». Мне показалось, что я очень долго жду маму, и я ее пропустила. Я решила идти домой. Я помнила, что надо дойти до поворота и там будет наш дом. Иду – одни подворотни (вход во дворы), а поворота нет. Я расплакалась. Подходит ко мне женщина, спрашивает, что случилось? Я ей объяснила, она мне говорит, пойдем я тебя отведу в милицию на Харьковской улице, там твою маму найдут. А мама в это время, выйдя из магазина и, не увидев меня, стала искать по всем дворам. Здесь на мои поиски подключились все посторонние люди, а потом они ей сказали: «Идите в милицию». Прошло часа три ( об этом мне уже потом мама рассказывала), меня на руках держала молодая женщина в синей форме и все спрашивала, где я живу, сколько мне лет. А только отвечала два или три. И вдруг дверь открывается и входит моя мама. Какое это было счастье! Потом мама заболела брюшным тифом. Ее положили в больницу, а для нас с сестрой выделили 2 места в круглосуточный детский сад на улице Бакунина, временно, на период лечения мамы. Было очень холодно. Отец укутал нас платками и на санках, утром до работы, отвез в детский сад. Когда мама вернулась из больницы, она пошла в магазин на Невский проспект и перед ней шла женщина, которую насмерть убило немецким снарядом. Она нам это рассказала и, говорит больше я вас с собой брать не буду. За водой родители ездили на Неву с санками без нас. Голод, конечно, постепенно истощал наши силы. Когда мама на столе разрезала маленький кусочек хлеба на четыре части, мы стояли рядом и потом собирали крошечки пальцем в рот. Маму угостили горсткой пшена и она наварила суп с лебедой. Из-за горечи его невозможно было есть. Как она расстраивалась, что нас нечем кормить. Однажды она дала нам по маленькому кусочку хлеба с долькой лука и говорит: « Это вам на целый день, придумайте какую-нибудь игру, чтобы отвлекаться от еды». Мы придумали – играть в «бомбежку». У нас была металлическая кровать, мы ставили по краям подушки, сверху накрывали одеялом, отвинчивали шары со спинки кровати (это были у нас «бомбы»). Одна из нас (по очереди) объявляла: «Воздушная тревога, всем спрятаться в бомбоубежище!», а вторая забиралась под одеяло с «ридикюлем» (так раньше назывались сумочки), где в карманчик прятали кусочек хлебушка и лука. И тот, кто был под одеялом, должен был так ловко спрятаться, чтобы шар-бомба не попал в голову. Игрушек у нас никаких не было, читать мы не умели. Была одна маленькая книжка и мама прочитала мне стихотворение (автора не знаю, как запомнила, так помню всю жизнь). « Что случилось, что случилось? Моя дочка чуть жива, Со стола она свалилась, Отвалилась голова. Дочку к доктору скорее, Ей головку привяжу, Заверну ее теплее И в коляску положу». А как хотелось иметь куколку. Мама говорила: «Вот закончится война и мы купим тебе куколку». Мечта сбылась! Мне подарили большого пупсика, который «жив» до сих пор, правда, с разбитой головой. На фоне голода, у нас с сестрой стала развиваться дистрофия. Детский врач выделил нам один талон на двоих для питания в столовой у Московского вокзала. Когда мама привела нас в столовую и нам на стол поставили одну тарелку супа, я взяла ложку и разделили его пополам и говорю сестре: «Это твоя половина, это - моя». Потом нам выделили второй талон, мы стали наедаться, даже суп не доедали, а мама говорит, вот и мне стало доставаться чуточку супа. Не обходили нас стороной и детские инфекции. Ели мы из одной тарелки, а инфекции были разные. У меня был коклюш, а у сестры корь в тяжелой форме. Лечила нас детский врач. Однажды во время сильного приступа кашля, я упала на снег вниз лицом, потом поднимаю голову, а снег красного цвета. Мама стоит рядом, я ей говорю: «А я не умру?». А мама отвечает: «Никогда». Мы стали подрастать и маме предложили работать дворником в нашем доме. Мама согласилась. Отец с работы возвращался всегда поздно, ходил пешком, так как транспорта не было. Мы с сестрой никогда не засыпали (даже, если лежали в кровати) пока не раздастся звонок в дверь, значит, пришел отец, и мгновенно погружались в сон. Разрешили во дворе нашего дома вскопать грядку для овощей. При вскапывании земли нашла фарфоровую немецкую статуэтку и четыре рюмочки, две из них разбились, остальные хранили как память. Однажды во время обстрела, взрывной волной выбило все стекла со стороны дома, выходящей на 2-ю Советскую улицу. Окна были голые, а все осколки стекол лежали во дворе. Это было страшно. Мы уже были у мамы маленькими помощницами. Она отправила нас на обход дома, мы смотрели не просвечивается ли где свет в окнах. Если свет просвечивался, мы с сестрой по-очереди свистели. Мама нам давала черный свисток с горошиной внутри, и если занавеска или штора закрывалась, значит нас услышали. Помогали убирать снег, а его во дворе было очень много, мама разрешала скалывать лед ломиком под ее присмотром. Постепенно стала налаживаться жизнь, увеличили хлебный паек, врач прописала нам рыбий жир и моя сестра даже жарила на нем хлеб. Известие о снятии блокады мы получили от мамы, когда с сестрой сидели на кровати. "Теперь заживем", - сказала нам мама,-"будут продукты". Но война еще не закончилась. Когда наступил День победы, мы тоже были дома. Голос Левитана сообщил по радио: «Война закончена»! Радости не было конца. Мы вышли на Невский проспект, все люди улыбались, обнимали друг друга. А вот нам с сестрой было жалко калек-инвалидов без ног, которые передвигались на специальных колясках с колесиками (как деревянные площадки). Мы думали, а как же они будут жить без ног? А они радовались, улыбались вместе со всеми, их поздравляли. В дом стали возвращаться жильцы с детьми, двор стал оживать, а нам стало веселее жить. Вот закончилось наше детство в кольце нашего двора, в кольце блокады. Оказывается вокруг нас целый мир! Мы пошли в школу. Сестру перед школой в 1944 году пролечили в детской больнице имени Раухфуса, а я пошла в школу через год.

  6 лет назад | ответить | hide comment